- 818 -

времени сказать их. – Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале. В это же время из гостиной выбежал Петя. Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары. Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле. Он просил его узнать, примут ли его в гусары. Пьер шел по гостиной, не слушая Петю. Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье. – Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя. – Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все. – Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит. – Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас. – Да, да, слава богу. Ну, а из армии что? – Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер. – Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест? – Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную. – Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он. – Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал