- 198 -

видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку: – Из воль те про пус тить! Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь. – Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете. Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий. Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени. Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе. – Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он. Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого. – Где главнокомандующий? – спросил Болконский. – Здесь, в том доме, – отвечал адъютант. – Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий. – Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас. – А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже