- 1102 -

хриплый голосом, видимо, себе воображая что то торжественное. – К оружию! На абордаж! Врешь, не отнимешь! – кричал он. – Будет, пожалуйста, будет. Сделайте милость, пожалуйста, оставьте. Ну, пожалуйста, барин… – говорил Герасим, осторожно за локти стараясь поворотить Макар Алексеича к двери. – Ты кто? Бонапарт!.. – кричал Макар Алексеич. – Это нехорошо, сударь. Вы пожалуйте в комнаты, вы отдохните. Пожалуйте пистолетик. – Прочь, раб презренный! Не прикасайся! Видел? – кричал Макар Алексеич, потрясая пистолетом. – На абордаж! – Берись, – шепнул Герасим дворнику. Макара Алексеича схватили за руки и потащили к двери. Сени наполнились безобразными звуками возни и пьяными хрипящими звуками запыхавшегося голоса. Вдруг новый, пронзительный женский крик раздался от крыльца, и кухарка вбежала в сени. – Они! Батюшки родимые!.. Ей богу, они. Четверо, конные!.. – кричала она. Герасим и дворник выпустили из рук Макар Алексеича, и в затихшем коридоре ясно послышался стук нескольких рук во входную дверь. XXVIII Пьер, решивший сам с собою, что ему до исполнения своего намерения не надо было открывать ни своего звания, ни знания французского языка, стоял в полураскрытых дверях коридора, намереваясь тотчас же скрыться, как скоро войдут французы. Но французы вошли, и Пьер все не отходил от двери: непреодолимое любопытство удерживало его. Их было двое. Один – офицер, высокий, бравый и красивый мужчина, другой – очевидно, солдат или денщик, приземистый, худой загорелый человек с ввалившимися щеками и тупым выражением лица. Офицер, опираясь на палку и прихрамывая, шел впереди. Сделав несколько шагов, офицер, как бы решив сам с собою, что квартира эта хороша, остановился, обернулся назад к стоявшим в дверях солдатам и громким начальническим голосом крикнул им, чтобы они вводили лошадей. Окончив это дело, офицер молодецким жестом, высоко подняв локоть руки, расправил усы и дотронулся рукой до шляпы. – Bonjour la compagnie! [Почтение всей компании!] – весело проговорил он, улыбаясь и оглядываясь